У каждого пчеловода есть своя история о том, как он стал им, свои причины, свои мотивы. У кого-то в семье разводили пчел, и он с малолетства бегал на пасеке, помогал, ему постепенно раскрывались тайны этого ремесла. У кого-то внезапно умер отец-пчеловод. До этого сын и близко не подходил к улью, но, желая сохранить добрую память об отце, вынужден был присматривать за пчелами. В начале он ничего не знает о них, но начинает интересоваться, читать, постепенно увлекается. В общем-то, сколько пчеловодов, столько и историй.

В деревне, где родился я, пчеловодов было всего один или два, и ульи можно было пересчитать по пальцам. В моей семье никто пчеловодством не занимался. Правда, мой отец хотел этим заняться, приобрел новый улей, подписался на журнал "Пчеловодство", купил нужную литературу, но по какой-то, уже неведомой мне причине, отказался, и все это лежало хламом на чердаке. Улей, работы спичечной фабрики, был сделан на совесть. Это я понимаю теперь, когда приобрел некоторый опыт в пчеловодстве и сделал своими руками несколько десятков ульев.

Надо ли говорить о том, что чердак, любимое место детворы, привлекал меня к себе как магнит. Я часами сидел возле улья, разбирал и собирал его, рассматривал журналы, конечно, больше фотографии с изображениями пчел и ульев. Особенно понравилась мне книга "Календарный справочник пчеловода", которую и сейчас считаю одну из лучших, изданных в Болгарии. Прошли годы, я вырос и больше не залезал на чердак, но яркие детские впечатления остались в памяти навсегда.

Случилось так, что свои студенческие, а потом и аспирантские годы, я провел в Ленинграде. Честно говоря, тогда я был далек от пчеловодства, но каждый раз, когда оказывался на Литейном проспекте, проходя мимо магазина "Пчеловодство", всегда заходил в него. Меня манил пчеловодческий инвентарь, мне нравилось смотреть и трогать его. Это вызывало особый трепет в душе, оживали воспоминания о часах, проведенных на чердаке, возле отцовского улья.

Конечно, отцовский улей и магазин на Литейном вряд ли сделали бы меня пчеловодом, если бы не одно событие…

В 1992 году я защитил свою кандидатскую диссертацию, оформил все необходимые документы, у меня больше не оставалось никаких дел в Питере, и я собирался уезжать на Родину. И тут мой друг Андрей, морской офицер и владелец яхты, пригласил меня с женой прокатиться на яхте по Финскому заливу. Для прогулки был выбран воскресный день, в этот день на Финском заливе проводилась парусная регата. Местом сбора был объявлен яхт-клуб, находившийся недалеко от гостиницы "Прибалтийская".

Всем участникам морской прогулки, а именно: Андрею - владельцу яхты, Диме - его другу, студенту медицинского института и знатоку парусного спорта (нашему шкиперу), Ларисе - моей жене и мне - вашему покорному слуге, было велено приехать в яхт-клуб в полдень. План мероприятия предполагал небольшую прогулку по воде до чудесного пляжа в Солнечном и обязательный шашлык на природе. Андрей и Дима брали на себя дела шашлычные, а мы с Ларисой должны были припасти подходящие напитки.

До этого я никогда не посещал яхт-клуб, а яхту видел только в кино. Как вы догадываетесь, киношные яхты всегда шикарные и довольно внушительные по своим размерам. Теперь вы поймете мое разочарование, когда я увидел "яхту" Андрея. Это был крошечный, серийно выпускаемый тримаран. Длина основного (центрального) корпуса составляла примерно 3-3,5 м, а боковых - полутора. Основной корпус включал в себе три отсека одинаковой длины. Крайние отсеки предназначались для багажа. Сверху, чтобы не попадала вода, они закрывались прорезиненной тканью, которая застегивалась металлической молнией. Средний отсек представлял собой цилиндрическую полость, имеющую сверху отверстие, закрываемое пластмассовой крышкой. Размер крышки как у трехлитровой банки. Видимо отверстие предназначалось для откачивания воды при возникновении пробоины в этом отсеке. Дабы не потеряться, крышка была привязана к отсеку капроновым тросиком. Боковые поплавки, в виде металлических полостей, никаких отверстий не имели. Благодаря умелым рукам Андрея и Димы, к тримарану была прилажена небольшая "палуба" из корабельной фанеры, опорами которой служили середина основного корпуса и два боковых поплавка тримарана. Размеры палубы позволяли четверым путешественникам, хоть и в тесноте, устроится на ней. В середине находилась мачта с двумя парусами, служившими двигателями "яхты". Прошу прощения за столь скрупулезное описание нашего судна, но все эти подробности имеют отношение к событиям, которые произошли дальше.

Был теплый летний день конца августа (около 18^о по Цельсию), солнышко ярко светило, но не жгло. Мы погрузили свои вещи в судно. Нам с Ларисой, как гостям, Андрей выдал непромокаемую одежду. Всем надо было надеть спасательные жилеты. К сожалению, их не хватило, но, полагаясь на русское "авось", мы спустили судно на воду и кое-как устроились на "палубе". Попутный ветер надул паруса, и мы, на довольно большой скорости понеслись по Финскому заливу. Мое разочарование при виде "яхты" сразу улетучилось, на смену ему пришли восхищение и удовольствие от морского путешествия. В памяти всплыли воспоминания о книгах, прочитанных в юности, в которых описывались приключения пиратов и морских исследователей. На горизонте маячили разноцветные яркие паруса яхт регаты и мы плыли, радуясь восхитительному синему пространству с бликами солнца и все дальше отдаляясь от берега. Скоро мы подошли довольно близко к судам и могли наблюдать за ловкими маневрами яхтсменов. Некоторые неудобства создавали жесткость палубы, из-за которой постоянно приходилось менять положение тела, чтобы оно не затекало, и брызги, из-за которых наша одежда насквозь промокла. Но даже это не могло испортить испытываемое удовольствие.

Здравый смысл подсказывал, что нам пора повернуть к берегу на курортные пляжи Финского залива. Но Дима и Андрей, наши радушные хозяева, предложили нам показать строящуюся дамбу. Предложение было принято с радостью. Мы пошли в направлении дамбы, миновали ее и к шести часам вечера причалили к берегам реки Сестры (близ г.Сестрорецка). Только тогда мы и почувствовали, что основательно проголодались и промокли. Солнышко уже грело не так ярко, хотелось просушить вещи.

Надо было сразу разжечь костер, высушить одежду. Оказалось, что спички промокли. Мы понимали, что нам уже некогда жарить шашлык. Скинулись деньгами, Андрей побежал искать магазин, а остальные принялись собирать дровишки. Андрей вернулся со спичками и продуктами. Разожгли костер, перекусили, высушили одежду, насколько это было возможно, приняли по 100 граммов водки для внутреннего обогрева. Время шло, я стал беспокоиться. Предложил Андрею оставить яхту до следующего дня и вернуться в город электричкой. Андрей ответил, что до утра от яхты ничего не останется. Воровство - как мне знакома эта общеславянская черта… Я был вынужден согласиться.

К восьми часам вечера мы спустили тримаран на воду. К сожалению, не было никакого ветра, или, выражаясь по-морскому, стоял полнейший штиль. Тримаран не трогался с места, по меткому выражению Димы, "крутился коровой". Через полчасика задул ветер, но не попутный, а встречный. Это не мешало продвигаться, но надо было плыть лавировкой - зигзагами. Двигаясь таким образом, мы подошли близко к форту Тотлебен. Решили причалить к нему и осмотреть. С одной стороны, я понимал, что времени у нас нет, а с другой - что вряд ли будет еще такая возможность. Уже темнело. Нас встретили какие-то люди, не то строители, не то реставраторы. Они любезно показали нам форт, рассказали его историю. Время уже было позднее, и нам предложили переночевать на форту, а утром отправляться восвояси. Но Андрею во что бы то ни стало утром надо было быть на работе. В первом часу ночи мы снова тронулись в путь.

Кто помнит 1992 год, тот знает в каком состоянии находилась экономика России и не удивится, что фарватер не был обозначен световой сигнализацией. Днем, конечно, это не помешало нам пройти через дамбу, но сейчас возникли проблемы. Мы подходили к дамбе, но не могли найти место прохода. Легче всего это можно было сделать, двигаясь вдоль дамбы, но направление ветра не позволяло идти таким образом. Надо было маневрировать. Шкипер Дима постоянно менял положение парусов Справляться с такелажем в темноте было задачей непростой. С третьего или четвертого захода мы все же прошли через дамбу. Тогда я в последний раз посмотрел на свои часы. Было десять минут первого.

Мы постепенно удалялись от дамбы, ее уже не было видно. Я заметил, что творится что-то неладное. Тримаран погрузился глубже обычного. Дима и Андрей нервно перешептывались, но успокаивали нас с Ларисой, что ничего не случилось. Вдруг судно стало стремительно тонуть. Его кормовая часть погрузилась так, что мачта легла на воду а нос задрался вертикально. Было очень страшно в полном мраке прыгнуть в черную, маслянистую какую-то, плотную воду. Мы схватились за находящиеся на палубе тросы и , вытянув руки, держались над водой. Андрей велел Диме сесть на нос и привязать к нему часть мачты с парусом. Это было сделано, но тримаран был неуправляемым. Он просто плыл по течению.

Что же произошло на самом деле. Металлические молнии багажных отсеков не выдержали атаки соленой морской воды, и, как рассказал Андрей потом, давно испортились. Через плохо застегнутые молнии в багажные отсеки попадали брызги воды, и отсеки постепенно заполнялись ею. Ночью, при маневрах в поисках фарватера, Дима, скорее всего, нечаянно задел тросик, которым была привязана крышка среднего отсека, и его лючок открылся. Через него тоже стала попадать вода. По мере ее накопления тримаран стал погружаться глубже. Положение усугублялось, процесс ускорялся. Анализируя произошедшее, я даю себе отчет в том, что люди, спроектировавшие тримаран, не зря протирали студенческие скамейки. Они обеспечили ему большой запас плавучести. Несмотря на то, что задний багажный и центральный отсеки основного корпуса находились под водой, боковые поплавки, хотя и были тоже под водой, держали тримаран на плаву.

Поначалу мы было испугались, но паники не было. Через несколько минут все как-то приспособились к новому положению. Наш кормчий Дима сидел на носу, руками расправляя полотнище паруса. По его левую сторону, чуть сзади, там где начиналась "палуба", держась за тросы, плыл Андрей. Аналогичным образом, по правую сторону, находились мы с Ларисой. Дима молчал в ступоре, Андрей то громко ругался русским матом, то шептал молитвы отцу небесному. В голове молниями проносились всякие мысли - о сделанном, о несделанном, о близких… Хотелось выжить. Никакой надежды, что кто-то нам поможет - не было. Туристические кораблики, понятно, близко не проходили (что делать туристам в поздний час возле дамбы?), рыбаки - в воскресной ночи их нет. Я понимал, что самый большой враг для нас сейчас - это холодная вода. Мы могли умереть от переохлаждения тела. Поэтому попросил жену непрерывно напрягать и расслаблять мышцы, чтобы хоть как-то согреваться. Так же поступал и я.

Меня волновали следующие вопросы. В какой стороне находится берег? Как лучше - держаться за тримараном или плыть самостоятельно? Если плыть, то как - в одежде или без нее? Уж очень тяжело было в ней. Ответить на эти вопросы никто из нас не мог. Положение, прямо скажем, было трагическим. Правда, был и один момент…, да, другое слово не найду - комический. Дима, который до этого не проронил ни слова, вдруг закричал: "Ребята! Ко мне в штаны заплыла рыба!". Не теряясь, Андрей строгим голосом ему ответил: "Дима! Это тест. Если не отдашь рыбу Нептуну, мы не выйдем живыми из моря". Не мешкая, Дима рыбу выпустил, и, хотите верьте, хотите нет, через какое то время, мы услышали шум прибоя (что означало преграду для волн), и Дима посоветовал Андрею, как самому длинному из нас, искать ногами твердый грунт. Примерно через пять минут нас прибило волнами на каменную гряду, которая, как выяснилось потом, была насыпана еще Петром I. Это что-то вроде огромных волноломов, но довольно далеко от берега, которого мы не видели, было около 4-х утра.

Было темно, мне показалось, что где-то вдали горят огни. По мнению Андрея мы попали на необитаемый форт, но свет не вписывался в это предположение. Дима от стресса свалился в сон. Лариса замерзла, но дух не потеряла. Надо было приводить тримаран в порядок. Поднялся ветер, и была довольно сильная волна, Андрею пришлось удерживать тримаран, чтобы его не било о камни. Андрей, рост которого выше двух метров, поднял его кормовую часть на руки и мы сравнительно легко выплеснули воду из заднего багажного отсека. Тримаран уже держался на плаву. Осталось откачать воду из среднего отсека. Резиновая помпа, входящая в комплект тримарана, естественно, давно пришла в негодность и была выброшена. Воду мы с Ларисой откачивали хозяйственной губкой. Представьте себе, что таким образом, вам надо откачать почти один кубометр воды через горлышко трехлитровой банки. Труд был чертовски тяжел.

Пока откачивали воду, наступил рассвет, было уже около 7 утра. Мы увидели вдали очертания берега и двухэтажного деревянного дома. Надо было снова сесть на "яхту", мою жену надо было еще уговорить… Наконец мы доплыли до берега. Суша показалась землей обетованной! У забора нас встретили лаем собаки. Хозяева дома проснулись, зажгли свет, вышли. Оказалось, что это место - Лисий нос, а дом -метеорологическая станция. Собственно, женщина работала метеорологом, а муж ей помогал. Представьте себе нашу радость, когда они нам рассказали, что за последних 14 лет, мы первые потерпевшие кораблекрушение, кого течение выбрасывало на берег живыми. Нас спасло лишь то, что температура воды была, по моей оценке, выше 10 градусов. За ночь жена потеряла 2,5 кг веса!

Нас пригласили в дом. Дали сухую теплую одежду, накрыли стол. Каждому выдали по стопке хорошего коньяка, и, пока заваривался чай, предложили хлеб с толстым слоем масла и сверху - меда. Я мед не любил, но в тот момент он мне показался божественным. К тому же, наши спасители, как мы их прозвали, заставили каждого из нас выпить спиртовую настойку пчелиного клея (прополиса). Как вы догадываетесь, они держали пчел. Думаю, что благодаря меду и прополису мы отделались только легкой простудой. Утром хозяину надо было ехать на работу в Питер. Он подвез нас в город на своей машине. Тримаран остался под охраной метеорологов до следующего воскресенья. Через неделю мы приехали отблагодарить своих спасителей, разобрали свою "яхту" и отвезли на "запорожце" Андрея в Питер.

Во время кораблекрушения каждый из нас дал какой-то обет. Некрещеные Андрей и Лариса обещали окреститься, что было сделано через несколько дней после кораблекрушения в Никольском соборе. При кораблекрушении я все время молился Святому Николаю и искренне верю, что наше спасение - это чудо, сотворенное им. Я дал себе обет, что пока живу, не будет ни одного дня Николая Чудотворца, в который я не пойду в церковь поставить ему свечу.

После кораблекрушения я стал по-другому смотреть на жизнь. Возможно, нам был дан шанс стать добрее, терпимее… Больше всего, сразу после кораблекрушения, меня, насквозь промерзшего, уставшего до смерти, удивили запах и вкус меда, которым нас угостили наши спасители. Эти аромат и вкус показались мне неземными. Сразу всплыло воспоминание об отцовском улье, и я обещал себе, что займусь пчеловодством.

После того, как вернулся на Родину, я стал читать литературу о пчелах, интересоваться пчеловодством. Через пару лет приобрел еще один, бывший в употреблении, улей и два отводка с племенными матками. Возможно, вы спросите, что было потом. Было много приключений с пчелами, о которых я, возможно, расскажу в другой раз, много ошибок, как у каждого начинающего пчеловода, но больше всего - море любви к этим прекрасным созданиям, пчелам.

Вот так я стал пчеловодом.

Годы идут, отца давно нет в живых, он умер за два года до моего кораблекрушения. Раньше, бывало, мы не всегда понимали друг друга, спорили, каждый оставался при своем мнении. Сейчас, каждый раз, когда я открываю какой-нибудь улей, и особенно - "его улей", я как будто встречаюсь с ним. Теперь я понимаю, что многие наши споры были о пустом, что во многом я был не прав. Но, кажется, отец меня простит. Я исполнил его мечту - его улей живет. А вместе с ним и память о нем.